Одним из гостей благотворительного вечера «Театрала», в Киноклубе «Эльдар», стал художественный руководитель Театра им. Пушкина Евгений ПИСАРЕВ. Вопросы ему задавали главный редактор «Театрала» Валерий Яков и тележурналист Валентина Пиманова.
— Евгений, два месяца назад в Лондоне с большим успехом прошли гастроли Театра им. Пушкина. Но ехали вы туда, наверное, в некоем внутреннем напряжении, учитывая сегодняшнюю не простую ситуацию между нашими странами?
— Честно говоря, мы ехали, все-таки не с настороженностью, а надеждами на лучшее. И ехали мы не к врагам, а летели к зрителям. Надо сказать, что это был первый большой выезд Театра Пушкина в Лондон, но до этого мы все-таки там уже бывали, поэтому помимо неизвестности нас там ждали наши друзья — и режиссеры, и актеры. Это была очень интересная и довольно показательная поездка. Конечно, когда я видел, что весь Лондон завешан рекламой Театра Пушкина, я очень волновался. Театр Пушкина сейчас, я не люблю слово модный, но театр современный. Это театр куда стремятся зрители и где, в общем, всегда аншлаги. Но когда я только пришел туда, все-таки, это был театр с интересной историей, но с не очень счастливой судьбой. Скажем так, и это не «брендовый» театр, поэтому когда я увидел, что Лондон весь завешен нашими афишами, признаюсь, я подумал: «Какой путь, в общем-то, мы проделали за эти девять лет!» Все мои страхи были в основном связаны с тем, что когда на гастроли выезжает Театр Вахтангова или МХАТ – это мировые бренды, театры, которые десятилетиями зарабатывали зрительские доверие и любовь. То, что наши большие международные гастроли прошли с таким успехом, радует, вызывает гордость, но одновременно и тревогу, потому что хочется двигаться дальше. Нельзя успокаиваться и думать, что полный зал будет всегда, как и предложения поехать в Лондон на такую мощную площадку, где, на самом деле, такого масштаба гастролей, ни у одного московского театра еще не было, и это большая ответственность.
— Вы — в «Театре Пушкина» 26 лет, сразу после театрального вуза…
— Я вам больше скажу, я в Театре Пушкина почти 30 лет! Когда я поступил в Школу-студию МХАТ, лет мне было16-17, наш курс был набран Юрием Ереминым, в то время главным режиссером Театра им. Пушкина, и все наши занятия проходили именно в этом театре. Это было в 1989 году. Потом я пришел туда уже артистом, потом я поставил там первый спектакль. Правды ради, надо признаться, что все-таки на какое-то время я уходил в Московский художественный театр, где я работал с Олегом Павловичем Табаковым. Но после того, как не стало Романа Козака, моего близкого товарища и замечательного режиссера и педагога, я вернулся в Театр Пушкина.
— Известно, что, когда вам предложили пост худрука Театра Пушкина, вы позвонили Олегу Павловичу Табакову и спросили его: «Олег Павлович, а чем занимается худрук?» С тех пор прошло девять лет, вы нашли для себя ответ на этот вопрос?
— Я всё еще думаю над этим! Когда-то, когда был молодым, я выступал против репертуарного театра. Мне казалось, что это устаревшие формы. Я работал в различных проектах, и мне всё это нравилось. А сейчас, когда я поработал художественным руководителем репертуарного театра, я стал абсолютным его апологетом, зная все его проблемы и сложности. Это, конечно, уникальное, только у нас в России развитое дело. И если в основе репертуарного театра – дом, то можно сказать, что художественный руководитель – это хозяин этого дома, отец, глава семьи… Это человек, который любит свой дом, который отвечает за него и который его защищает.
— Вы один из немногих художественных руководителей, который совмещает пост худрука и директора…
— Вынужденно. Это в связи с дефицитом. У нас всё хорошо с актерами и режиссерами, вот с менеджерами театральными всё не очень хорошо. Я бы с удовольствием не занимался пожарной охраной, экономическим отделом и уборкой снега с крыши зимой. Но если ты хозяин дома, и нет людей, которые это смогут сделать, то ты должен брать на себя ответственность и заниматься не только тем, что тебе приятно, но и тем, что необходимо, чтобы твой дом развивался, жил и процветал.
— Человеком, который с детства привил вам любовь к театру, была ваша мама, которая заметив увлечение ребенка лицедейством, стала водить его во все московские театры на лучшие спектакли. Подскажите, пожалуйста, что нужно все-таки делать родителям, чтобы открывать детям театр как можно раньше?
— Любить. Любить детей своих и думать об их будущем. Я очень люблю, когда приходят в театр семьями. Я не против того, чтобы из школы приходили в театр целые классы. Когда я учился в школе, эта практика была очень развита. Потом это как-то сошло на нет, а сейчас возрождается. Но гораздо лучше, когда все-таки приходят в театр родители с детьми, бабушки и дедушки с внуками. Мне кажется, это та часть культуры, часть жизни, которая должна передаваться из рук в руки, из поколения в поколение, а не потому что в школе есть распоряжение пойти в театр.
— Недавно вы в Большом театре поставили оперу, и только ленивый вас не спрашивал, как вы осмелились? Нужно ли, на ваш взгляд, обучать оперных певцов актерскому мастерству?
— Мне кажется, люди, которые выходят на сцену, поют они, танцуют или что-то еще делают, это, в первую очередь, — артисты. Я с большим интересом работаю в Большом театре. Есть еще много предложений в этом направлении, но я не могу, к сожалению, уезжать из Москвы, потому нужно было бы на довольно серьезный срок покинуть Театр Пушкина. Но в Москве — в Театре Станиславского и Немировича-Данченко идет моя опера «Итальянка в Алжире», а в Большом театре — две оперы «Севильский цирюльник» и «Свадьба Фигаро», это такая дилогия.
Я очень легко к этому отношусь, потому что я не строю карьеру оперного режиссера. Я очень люблю музыку, очень люблю оперный театр, но, можно сказать, что прихожу туда как гость, как турист. Когда ты как турист приезжаешь в любую страну, тебе очень нравится, но вот жить там уже сложнее. Тем не менее, мои спектакли и в Большом театре, и в Театре Станиславского сами оперные артисты очень любят. И та, и другая — оперы очень игровые, их невозможно спеть стоя, понимаете? И то, и другое – это комедии положений, поэтому, артисты открывают для себя радость игры. Вот только что закончился очередной премьерный блок «Севильского цирюльника», к сожалению, я не был на нем, но артисты мне прислали видео с поклонов и говорили, что так долго в опере не принято вызывать артистов, только в балете.
— Может, вам так легко, играючи все это дается в Большом, потому что в детстве вы не закончили музыкальную школу и свободны от многих «предрассудков»?
— Да, когда я в детстве попал в театральную студию, то, действительно, забросил все остальные кружки и занятия. Для меня весь мир замкнулся на театре. Но ведь «весь мир – театр»!
— А тема художник и власть, но не в политическом смысле, вам знакома?
— Я не буду говорить, что цензуры вообще не существует, потому что это не так, но, слава богу, меня лично и Театр им. Пушкина пока это не касалось, но зарекаться нельзя, потому что я не с закрытыми глазами живу и вижу, что происходит.
— Вы один из тех, кто с самого начала говорил слова в защиту Кирилла Серебренникова. И вы это всегда делали откровенно, открыто, громко, в том числе и на страницах нашего журнала. Сейчас, к счастью, появились позитивные надежды, домашний арест сменили на подписку о невыезде. Кирилл два года жизни потерял, но наконец получил все-таки возможность работать. Как вы объясняете, что и кто стоит за этим всем абсурдным делом?
— Это очень сложный вопрос, ответа на него я не знаю. И, к сожалению, никто не знает, что за этим стоит. Меня, конечно, радует, что мера пресечения сейчас изменена. Хотя довольно странно радоваться тому, что мы живем в такое время, когда подписка о невыезде — это повод для большого праздника. Мне очень неприятна вся эта история, которая длится уже почти два года. И мне кажется, что мы никогда не узнаем для чего это было нужно, и кто за этим стоит. Иначе, мы вынуждены будем задать другой вопрос, кто за это ответит? Я думаю, что когда-то это закончится, но, к сожалению, никто не ответит за то, что человек в течение почти 500 дней был лишен возможности работать, у которого эти дни были, по сути, вырваны из жизни. Как бы он много ни написал, подготовил спектакли и так далее, но, я думаю, что это то, чем он внутренне спасается. Его все равно не смогли сделать слабым.
— Евгений, наш последний вопрос: кто, по-вашему, зрители Театра Пушкина?
— Я очень не люблю дифференцировать людей. Нам в этом смысле позиционировать театр довольно сложно. Вот, приходит ко мне имиджмейкер и говорит: «Вы понимаете, вот этот театр, где старикам не место. Вот этот театр классической традиции, вот этот еще что-то». А я спрашиваю: «Почему вы обязательно хотите нас на какую-то полочку поставить, какой-то формат нам придумать? А мы такой театр, который удивляет, театр, в который хочется вернуться, театр, где не ставят из спектакля в спектакль, по сути, один спектакль длиною в жизнь художественного руководителя». Мне кажется, что наш Театр Пушкина – театр особенной атмосферы и наш зритель приходит сюда, потому что он любит этих артистов, потому что он открыт новому и готов удивляться. И мы – открыты! Все наши спектакли — разные, но они соединяют в себе и вкус, и стиль, и энергию, и мысль, и учитывают интересы публики. Жду всех вас в Театре Пушкина!