Актрису театра «Сатирикон» Марьяну Спивак предложили выдвинуть на премию «Звезда Театрала» в номинации «Лучшая роль театральной актрисы в кино» за фильм Андрея Звягинцева «Нелюбовь».
Напомним, что до завершения сбора зрительских заявок осталась всего неделя. Уже в начале июня на их основе будет сформирован лонг-лист, после чего начнется голосование, которое определит тройку лидеров в каждой из пятнадцати номинаций. С сентября до конца ноября публике предстоит выбрать из троих финалистов лучшего. Имена лауреатов, набравших наибольшее количество голосов, будут объявлены на торжественной церемонии в Театре им. Вахтангова в первый понедельник декабря.
Драма «Нелюбовь» вышла в мировой прокат 18 мая прошлого года. Она рассказывает о семье, которая переживает тяжелый и мучительный развод. В бесконечной череде конфликтов и взаимных претензий герои пренебрегают своим единственным ребенком. После очередной ссоры мальчик исчезает.
В преддверии начала голосования публикуем отрывок недавнего интервью Марьяны Спивак, в котором она рассказала о работе над фильмом.
– Марьяна, работа в кино и в театре – два совершенно разных процесса. Не сложно переключаться?
– Знаете, в случае Звягинцева они не такие уж и разные, потому что он дает возможность репетировать. Пробы шли на протяжении полугода. Фактически, это тот же самый процесс, который происходит в театре.
К моменту начала съемок мы точно знали, чего Андрей Петрович от нас хочет. За исключением некоторых моментов, ничего не придумывалось на площадке, все было намечено еще в репетиционный период. В то же время Звягинцев не диктует свою режиссерскую волю, в отличии, например, от Райкина, для которого важно все исполнить в точности, вплоть до интонации и поворота головы.
Кино и театр – это действительно совсем разные миры. Но школа Станиславского одна. В хорошем кино и хорошем театре добиваются одного и того же – чтобы зритель смотрел и верил. Поэтому мы пробовали разные варианты, пока режиссера не устроил результат.
– То есть совершенство достигается за счет долгой шлифовки?
– В общем, да. Пожалуй, единственным исключением, была сцена в морге, снятая с первого дубля. На нее был отведен целый съемочный день, и, как потом рассказывал Звягинцев, он и предполагал, что либо это будет снято сходу, либо придется долго накачивать атмосферу, достигать нужного состояния.
– Какие впечатления у вас остались от работы с Андреем Петровичем?
– Он прекрасный! Очень тихий и интеллигентный. Никогда не повышает голос. Если делает замечание, то наедине. Работа с ним – это немножко магический процесс.
Потом он интеллектуал, невероятно начитанный, его интересно слушать. Он рекомендует много книг и фильмов, и ты насыщаешься культурой, которую он несет.
Когда ему нужно изучить отснятый материал, он садится в двух миллиметрах от монитора, снимает очки и с микроскопического расстояния пристально вглядывается в картинку. Выглядит это очень забавно. Те артисты, которые работают с ним впервые, сильно переживают, потому что думают, что что-то делают не так, раз после 35-го дубля он никак не говорит «снято». На самом деле ему просто нужно, чтобы пылинка пролетела по определенной траектории из одного угла экрана в другой. Он ждет пылинку. И не успокоится до тех пор, пока вся картина не сложится так, как он себе представлял.
– Как вы попали в фильм?
– Меня, по счастью, заметила кастинг-директор картины Элина Терняева. Она знала меня по спектаклю Юрия Бутусова «Чайка». К моменту начала проб я только закончила съемки в сериале и была ужасно уставшей. Но не прийти на пробы к Звягинцеву просто глупо.
– Он вообще долго артистов выбирает?
– Очень долго. Причем сразу предупреждает: даже если мы будем встречаться каждую неделю, это совсем не значит, что в итоге именно вы будете играть. Я реально полгода ходила на пробы. Столько же и Вдовиченков на «Левиафана» ходил, причем выучивая огромные куски текста. Но я была готова к этому. И, честно говоря, даже не надеялась, что могу быть утверждена. Просто мне было в кайф репетировать.
Кстати, примерно так же проходили пробы на «Чайку». Бутусов же никогда не знает ни какую пьесу он в итоге поставит, ни какие артисты у него будут заняты. Каждый раз лотерея. Но это большое счастье – работать с такими режиссерами. Даже понимая, что вероятность попасть в обойму ничтожно мала. Пусть ты не сыграешь, но хотя бы прикоснешься.
– Чему вас научил Звягинцев?
– Ничего не играть. Ничего не изображать. Добиваться максимальной правдивости. Наверное, все-таки больше идти от себя, чем от персонажа. То есть твой герой – это ты в предлагаемых обстоятельствах.
Для Звягинцева важно, чтобы все было выверено с математической точностью. И с какой-то душевной точностью. Если человек существует недостоверно, он это разглядит со своих двух миллиметров. Поэтому у него даже в массовке не статисты, а актеры с образованием.
– Как вы искали в себе черты столь непохожей на вас героини?
– Я пыталась оправдать ее тем, что в жизни ей досталось слишком мало любви. Наверное, в самых истоках, не ее вина, что все так произошло. Я глубоко убеждена, что она действительно никому не отдала бы своего ребенка.
– Что вы хотели сказать российскому зрителю этой картиной?
– Я думаю, эта история относится не только к российской действительности, но и к мировой. Она к гомо сапиенс относится. Потому что человек по природе своей эгоистичен, склонен думать исключительно о себе.
Это история о людях, которых живут через стенку или сидят за соседним столиком. Увидев ее, начинаешь обращаться к своей семье. Не слишком ли много претензий ты предъявляешь своему любимому человеку, не слишком ли мало внимания уделяешь своему ребенку? Мне кажется, этот фильм о том, что нужно остановиться и посмотреть, что происходит в твоей жизни.
Я не думаю, что в нем содержится призыв не разводиться. Неполные семьи подчас гораздо счастливее тех, в которых формально есть и отец и мать. Я, например, росла в неполной семье, при этом мои родители в прекрасных отношениях. Бог его знает, что было бы, если бы они пытались сохранить семью ради ребенка. Может быть, этим фильмом мы кого-то предостерегли.