Флорентийский Центр интернационального театра – участник фестиваля «Мир русского театра»-2025 и лауреат премии «Звезда Театрала» в номинации «Лучший русский театр за рубежом». С руководителем во многом уникального коллектива Ольгой Мельник мы поговорили о премьере спектакля из бумаги «Творения», направлении фигуративного театра, который начала осваивать труппа, и невербальной коммуникации со зрителем.
– Ольга, для начала хотелось бы узнать про ваши итоги театрального года. Как он прошёл? Какие были премьеры, события, приобретения (в широком смысле слова)?
– Мы приняли участие в двух интернациональных фестивалях – в Австрии и Бельгии – и выступили очень достойно, наши спектакли были признаны лучшими. Было много премьер: я выпустила 14 спектаклей – с труппой, с заключёнными, с нашими курсами, где занимаются ребята из университета. В общем, год был интенсивный, для меня – точно.
Некоторое время назад я поняла, что мне бы хотелось более плотно заниматься фигуративным театром – и набрала курс, который будет продвигать это направление. В труппе эту новость приняли очень хорошо, потому что, на самом деле, мы всегда использовали стиль работы, где задействованы куклы, предмет, пластика, визуальный образ. Марионетки были во многих актёрских спектаклях.
Поэтому сейчас есть новая перспектива. Она связана с тем, что наш театр маленький: несмотря на то, что труппа – 30 человек, и она все время увеличивается, а не уменьшается, сцена и зал не становятся больше. Мы очень любим наши групповые спектакли, где занято много актёров, но тем не менее – понимаем, что есть направления, которые дадут больше возможностей для поиска. Скажем, когда актёров на сцене меньше, а средства используются не только актёрские. И это – открытие сезона, направление, в котором мы будем двигаться параллельно нашей привычной деятельности.
– А курс вы набрали при университете или при театре?
– При театре. В университете, где я работаю как педагог по театральному мастерству, уже три года как создан коллектив студентов, которые после выпуска станут нашими актёрами: это как бы наша студия, которая сейчас существует параллельно, но потом собирается соединиться с труппой. Так, вливаются, как в реку, разные ручейки: и мои ученики, и заключенные, с которыми я работаю. Если, дай Бог, выходят из тюрьмы, они тоже приходят, продолжают заниматься театром, что дает им какие-то перспективы… Дети подрастают и тоже становятся членами коллектива. В общем, театр растёт.
Это наши радости, приятная часть нашего общего дела, душевная, семейная. Но вот театр становится нам тесноват. И надо думать, как расширяться, как развиваться, чтобы места хватало всем.
– Почему для участия в фестивале выбрали именно эту работу – из бумаги, с бумагой?
– Думаю, здесь звезды сошлись, потому что я спектакль не выбирала. Он случайно оказался просмотрен экспертами.
В течение года я работала с маленькими актерами, которые впервые играли на сцене и на русском языке. И, честно говоря, думала, что именно эту работу можно показать как эксперимент. Потому что дети-билингвы здесь импровизируют на языке, которым не очень владеют, играют с ним. Потому что это спектакль, основанный на текстах абсурдистов. В ход идет не просто бытовой язык, когда один скажет «дай мне», а другой ответит что-то, связанное с действием, – а ещё и понимание подтекста, понимание игры с её «подводными течениями».
В общем, это была нестандартная работа с детьми, «Страна чудаков, или Маленькое большое счастье». И вдруг случайно, когда мы выслали видео, экспертам попался на глаза другой экспериментальный спектакль, в котором заняты два русских актёра и один итальянец. Спектакль, который больше связан с нашим новым направлением – визуальным театром. Мы рады, что всё так сложилось. К следующему году дети подрастут, совершенствуют свои актерские навыки – и смогут себя проявить.
– Как вы придумывали истории, из которых сложился спектакль? Что появилось до, а что в процессе репетиции? Там же несколько глав…
– Да, несколько глав, которые связаны с генезисом развития материи. На нашем курсе театра марионеток мы работали с разными материалами, в том числе с бумагой. На репетициях был огромный рулон, от которого каждый из актеров случайным образом отрывал себе кусочек – и пробовал создать свой мир, свои истории и т.д. Условия были очень даже экологичные: все должны были использовать один и тот же обрывок. То есть свою бумагу они складывали в сумку, забирали с собой и приносили снова, продолжали придумывать что-то новое.
В общем, на пересечении строгости в обращении с материалом и игры начала открываться абсолютная фантазия, друг за другом рождались идеи. Появилась мысль, что генезис развития материи может быть интересен. Мы можем проследить, как жизнь сначала воплощается, потом ищет формы, ну а потом начинает нуждаться в чувствах, в развитии и, возможно, в искусстве – и тогда в спектакле появляются люди.
Возникает любовный треугольник, который делает чувства более сложными, и цитата из Марка Шагала (картина «Над городом» – «Т»), то есть искусство рождается в тот момент, когда жизнь развивается. И этот процесс продолжается в течение спектакля, переходя в развитие общества. Общество – это множество разных людей. И бумага здесь используется разная. Я дала актёрам возможность самим создавать марионетки, какие угодно, главное – бумажные, причем они делали это уже не на сцене и, приходя на репетиции, пользовались своими готовыми поделками.
Потом мы опять возвращаемся к нашему треугольнику, который расширяется, как и сама жизнь, что приводит к новым встречам, событиям. И возникает вопрос: что происходит, когда всё заканчивается? Но даже когда ничего уже, вроде бы, нет, всё равно остаётся поэзия.
В Италии все знают стихотворение Уго Фосколо, фразу из которого актеры пишут на маленьком листочке в финале спектакля. Всего три слова. M’illumino d’immenso. Я освещаюсь бесконечностью. Конечно, эта поэтическая формула непереводима – и мы оставили её на оригинальном языке.
– Спектакль, конечно, впечатляет. Но все время задаешься вопросом: как же вы обошлись без художника, художника-постановщика? Кажется, что без спецподготовки сделать это своими руками очень сложно.
– На самом деле, сложно. К тому же над этим спектаклем работают три состава актёров, и в итоге получилось три разных работы, которые строятся по одной канве, но в каждой – другие марионетки, другие руки, и они создают совершенно другие образы. Это безумно интересно. Тот вариант, который попал на фестиваль, – это вообще суперпремьера.
Я сейчас этим очень увлечена. И зрители, которые были на первом спектакле, вернулись смотреть и второй, и третий. О чем это говорит? Дело не в том, что именно мы рассказываем, а в том, что на сцене происходит что-то живое. Такое не сыграть – это либо случается, либо нет.
Какая марионетка получится, зависит от многих факторов, в том числе от умения актёров. У меня, например, скульптор работает в одном составе. И он создаёт совершенно грандиозные вещи. Умудряется за то же короткое время, пока актёры делают что-то простое, соорудить сложную фигуру, которая действительно работает.
Пока это спектакль на перспективу. Он начал свою маленькую жизнь. Но его уже взяли на фестиваль в Казахстан, в Алматы, и заметили эксперты онлайн-фестиваля «Мир русского театра».
– Какие режиссёрские задачи, интересные и сложные, вы решали здесь, может быть, впервые?
– Очень сложно было «перенастроить» драматического актёра, в данном случае, Кирилла Карасова (в прошлом году он участвовал в фестивале «Мир русского театра» со спектаклем «Звездный дождь», и эксперты отметили, что он замечательный). Если мои актёры более-менее приучены к тому, что я могу попросить их работать с предметом, с марионеткой, с перчаточной куклой и так далее, то Кирилл этим никогда не занимался. А здесь ему надо не только проживать роль, а выражать себя через предмет – это совершенно новая задача, и актёрская, и режиссёрская. Такое открытие. Потому что актёр понимает, что у него есть ещё какие-то выразительные средства, которые он раньше не использовал. В этом смысле работа с бумагой оказалась интересным и полезным опытом.
– В вашем репертуаре это, наверно, не единственный спектакль без слов?
– Из 56 спектаклей нынешнего репертуара 20 предполагают интернационального зрителя. Они часто участвуют в международных фестивалях. Слово там не главное: либо используется много языков, либо вообще ни одного.
– Какие ещё способы невербальной коммуникации вы нашли, кроме игры с бумагой?
– Музыка. Клоунада. У нас есть три клоунских спектакля из серии невербальных. Есть, например, спектакль, где встречаются три разных национальности: итальянец, француз и русская – каждый говорит на своём языке. И мы вдруг понимаем, что язык становится «светлым», прозрачным по смыслу – он начинает работать по-другому. Все трое находят свои ассоциации в чужой, казалось бы, непонятной речи, которую слышат. Это тоже способ невербального общения.
Или, например, «Маугли-сити» – пластический спектакль, где, кажется, только Маугли говорит со всеми. Историю Киплинга мы перенесли в городские джунгли. Индийский мальчик с мамой – мигранты – оказываются в жестокой метрополии. Она кричит перед тем, как теряет его в чужом огромном городе – и это единственное слово, которое произносят на сцене.
То есть опыт невербальных постановок есть. Это нужно, чтобы искать самых разных зрителей, не только во Флоренции, на самом деле, маленьком городе, но и за рубежом.
– Об актёрском трио скажите хотя бы несколько слов? Что это за артисты, с каким бэкграундом, с каким опытом?
– Здесь, на самом деле, интересные актеры собрались. Самуэле – итальянец, можно сказать, «центровой» нашей труппы: занят практически во всех спектаклях репертуара. За 30 лет в театре он сыграл всё, что только можно – от Подсекальникова в «Самоубийце» до мечтателя из «Белых ночей», весь чеховский репертуар. Очень разноплановый актёр: может быть и романтическим, и комическим – сыграет любую роль, если потребуется. Актерский багаж позволяет.
Самуэле участвовал и в нескольких детских спектаклях – их наивность и помогла войти в эту новую работу очень легко. Ну, и потом образование сыграло на руку. Он вообще-то известный в Италии лайт-дизайнер, работает в старейшем государственном театре Европы – знаменитом Ла Пергола (La Pergola), отвечает за световое оформление. Кроме того, он окончил Академию искусств по сценографии, что, конечно, даёт ему особое чувство формы и пропорций. Я подумала, что ему может быть интересно поработать в спектакле, где эти академические знания можно проверить практически. Поэтому он вошёл в каст.
Лена Крылова училась в Ярославле, в Театральном институте им. Волкова, причем на факультете кукольников. Она тоже очень давно в нашей труппе. Но, несмотря на свое образование, за всё время ни разу не работала с марионетками. Хотя понимает это, любит и т.д. Кроме того, у неё есть второе образование – хореографическое. Поэтому всё, что связано с балетом, движением, танцем, ей всегда удавалось особенно хорошо. Сейчас она уже взрослая актриса, которой хочется пробовать что-то новое, открывать для себя неизведанное. И вдруг она возвращается в свою первую ипостась: в руках у неё оказывается бумага, и я вижу, что она абсолютно в восторге. Потому что понимает, как это делается, ей действительно нравится и процесс, и результат – в общем, он попала на свою тему.
Так и сложилось это трио совершенно разных людей. Причём надо учитывать, что Самуэле говорит по-русски очень мало – он может, но редко. Лена владеет двумя языками, а Кирилл по-прежнему не говорит по-итальянски. Поэтому общались они очень забавно, вместе разбирались в разнице итальянских и русских понятий и т.д. Коммуникация наладилась благодаря Лене. Я переводила мало, вникала тоже не слишком много – в основном давала им задания и смотрела, как они работают – играют, как дети.
Результат был тот же, что и у всех наших спектаклей – каждый нашёл для себя что-то свое, как будто примерил обувь по размеру.
– Как вообще формируется ваша труппа, ваша команда? Как вы прирастаете людьми?
– За 30 лет было по-разному. У нас была профессиональная школа, некоторые наши актёры – с европейскими аттестатами, хотя занимаются театром в свободное от работы время: все поняли, что прожить на это невозможно. Потом появилась трёхгодичная студия, куда приходят студенты. Каждый раз молишься Богу, чтобы пришли интересные, талантливые люди, потому что выбор небольшой.
Лет 15-20 назад я многих отсеивала – из двух курсов получался один. А сейчас придут пять человек, смотришь на них и думаешь: «Боже мой, что-то же должно из них получиться… А если не получится?» То есть они выбирают наш театр, а я потом пытаюсь педагогически сотворить чудо. Чаще всего климат и огромное количество работы дают неплохой результат – каждый месяц появляются новые спектакли.
Основная труппа следит за ребятами, которые приходят учиться. Если надо помочь, приходят с ними позаниматься, всегда присутствуют на экзаменах. То есть новички попадают в такую творческую среду, что даже те, кто вначале кажутся мне случайными людьми, вызывают большие сомнения, уже к концу первого курса начинают проявляться. А ко второму курсу остаются те, кто действительно крепко подготовлен к серьёзной работе. Пусть они еще не всё умеют, но уже очень хорошо понимают, чего хотят.
Потому что есть стимулы. Они видят, как работают актёры, ездят на фестивали, привозят массу впечатлений. И вдруг в них что-то включается – даже у самых странных, казалось бы, людей.
В труппе есть даже люди с разными уровнями инвалидности, в том числе психической. Но это совершенно не мешает им быть незаменимыми. В Италии крайне важна эта история толерантности. Я не могу сказать родителям, что их ребёнку лучше бы не заниматься театром. Наоборот – я должна сказать, что он просто обязан посещать наши занятия, чтобы развиваться и выйти, скажем, из своего аутизма. Понимаете?
– Да. Насколько я поняла, у вас совершенно уникальная модель театра. Не расскажете, как она устроена?
– У нас пирамидальная структура. Во главе театра стою я, но сразу же опираюсь на костяк старейшин. Это те, кто давно в театре, кто много отдаёт, кто уже сам ставил спектакли, кто активно занят в репертуаре. Они становятся настоящими соратниками – им можно поручить любую часть работы и знать, что всё будет сделано качественно и вовремя. А дальше – вся остальная труппа, вплоть до студентов. Это своего рода сообщества, которые формируются под спектакль. Мы постоянно перетекаем из одного состава в другой, меняем участников.
Например, в новом сезоне я буду ставить «Неточку Незванову». Год мы занимались Достоевским, и за это время собралась большая группа людей – с разных курсов, с разным опытом – кому было интересно разбирать текст, играть этюды и т.д. Их было много. Участвовать в процессе подготовки спектакля можно всем. Но останутся те, кто не просто с удовольствием позанимался, а действительно хочет дойти до конца, до результата. Это не значит, что я кого-то отсеиваю, а кого-то оставляю – просто люди сами оценивают свои возможности: семейные обстоятельства, работу, время, здоровье и так далее. Всё взвешивают и говорят: «Я могу».
И вот тогда остаётся тот костяк, который выпускает премьеру. Причём все взаимозаменяемы – не так, что одни работают только вместе, а другие отдельно, потому что у них какая-то особая, более близкая связь. Нет, все – одна большая семья.
