Протесты в Казахстане, поводом для которых стало двукратное повышение цен на сжиженный газ, в Алматы быстро переросли в погромы. «Театрал» поговорил с директором Русского театра драмы им. Лермонтова, который находится в центре города, и узнал, как театр существовал в условиях политической нестабильности.
– Юрий Александрович, в Алматы протесты начались 5 января и быстро перестали быть безобидными. Скажите, как далеко Русский театр драмы им. Лермонтова находился от их эпицентра?
– Театр располагается в паре сотне метров от площади, на которой происходили все события. Конечно, я сразу, еще до обеда, отправил всех сотрудников по домам, а сам остался и наблюдал за происходящим. Было понятно, что идет огромная толпа. Она двигалась по улице примерно час, заполонив всю проезжую часть. Протестующие проходили буквально мимо театра. И среди них были достаточно агрессивные люди, которые останавливали машины, снимали с них номера, вытаскивали водителей и заставляли идти с ними на площадь. Мы наблюдали такую картину прямо возле театра. Зрелище, как говорится, не для слабонервных.
– Зданию театра эти агрессивно настроенные люди не нанесли урон?
– Нас бог миловал, и вся эта оголтелая толпа прошла мимо. Мы им были неинтересны. А вот отделение банка, которое через дорогу находилось, они разворотили очень сильно. Даже закрывающиеся специальные жалюзи вырвали, разгромив все внутри. А нам, как и всем театрам, повезло. К слову, министр с нами постоянно был на связи, спрашивал, как обстановка и цел ли театр. Но все три дня, даже по ночам, нам ничто не угрожало.
Мы, конечно, очень переживали за театр, потому что у него стеклянный фасад, и в зрительском фойе над центральным входом стоят огромные окна – разбей их и проезжай хоть на танке. Но мы контролировали ситуацию: регулярно обходили театр по периметру и постоянно наблюдали за происходящим через видеокамеры.
– Вы в театре были все три дня, что длились беспорядки?
– Да, каждый день я приезжал в театр и находился здесь вместе со службой охраны и дежурными специалистами жизнеобеспечения театра. Я приходил, потому что нужно было их как-то поддержать.
– То есть ходить на работу вас никто не обязывал?
– Да. Всем, напротив, говорили, чтобы по максимуму находились дома и не выходили в город. Но я считал, что быть в театре – моя обязанность. Я первый руководитель и отвечаю за все, в том числе, за целостность здания и за людей, которые приходили на смены несмотря на то, что передвигаться по городу было опасно: у бандитов на руках было много оружия, они постоянно стреляли, гибли мирные жители. А в ночь с 4 на 5 января вся площадь гремела взрывами светошумовых гранат и стрельбой. Но наши дежурные сотрудники все равно добирались до театра несмотря на то, что общественный транспорт и такси не работали… Я считал своим долгом быть на рабочем месте рядом с ними. Вот и все.
– От государства не было дополнительной силовой поддержки?
– Тогда все силы государства были сосредоточены на площади. Если вы смотрели те многочисленные видео, то понимаете, какое столпотворение там было – яблоку негде упасть. Поэтому специально охранять здание театра не было возможности. Все силы бросили на акимат – здание городской администрации – и телевышку, которую два раза пытались захватить, но так и не смогли. Зато захватили несколько отделений полиций, где было оружие.
– Вы как директор русского театра заметили усиление интереса казахов к национальному в результате протестов?
– Я об этом читал, но сейчас, когда все успокоилось, не вижу каких-то изменений в этом отношении.
– Сейчас вы вернулись к привычному графику работы?
– Нет. До 19 января мы не работали из-за объявленного режима ЧП, а теперь – из-за ковида. С 14 января Алмата вернулась в «красную» зону по количеству заболевших коронавирусной инфекцией, и по постановлению главного санитарного врача мы, как и все учреждения культуры, закрыты на карантин. Предварительно – до конца января.
– То есть фактически культурная жизнь в Алматы стоит на паузе уже в течение месяца?
– Да, сначала по одной причине, теперь по другой.
– Какие убытки театр понес за период вынужденного простоя?
– Мы потеряли наш доход за январь. Сейчас возвращаем зрителям деньги за купленные билеты. То есть доход превратился в убытки. За январь мы потеряли примерно 11,5 миллиона тенге. По курсу на 25 января это более 2 млн рублей.
– Какие-то меры государство собирается предпринимать, чтобы финансово вас поддержать?
– Такой программы у государства нет. Бюджет, который нам утвердили на 2022 год, не содержит подобных компенсаций. Но у нас остается 100-процентный фонд оплаты труда независимо от того, работаем мы или нет. Вот в этом поддержка правительства. У нас нет сокращения зарплат.
– Какие планы оказались не реализованными из-за протестов, а сейчас – из-за карантина?
– У нас не состоялись детские новогодние представления, которые мы традиционно проводим в новогодние каникулы, а также были отменены показы нового спектакля-капустника для взрослых. С 5 января мы уже не работали и все было закрыто из-за режима ЧП с запретом на все виды деятельности. Разумеется, наш театр тоже попал под это распоряжение. И только после того, как восстановили интернет, мы смогли объявить зрителям, что не работаем и осуществляем возврат билетов.
Сейчас из-за карантина мы не можем начать репетиционный процесс. Хотя по плану уже должны были запускать спектакли в производство. Все потому, что сейчас в Алматы действует правило: 80 процентов сотрудников должны находиться на удаленке. Пока это единственное, что нас тормозит. Помимо того, что нет показов.
Потом перестроим наши планы и подкорректируем доходно-расходную часть – у нас это называется «план развития». Очевидно, что-то из запланированного мы недоберем.
– К виртуальному взаимодействию со зрителем не вернулись? Все же это могло бы принести дополнительный доход…
– Нет, это уже никому не нужно. Люди настолько за время пандемии приросли к компьютерам, что если еще и спектакли виртуально транслировать… Я не приветствуют эти показы. Спектакль нужно смотреть вживую, в записи он очень многое теряет. И когда ты сидишь в зрительном зале – это одна ситуация, а дома на диване с чашкой кофе – совсем другая. И восприятие иное. Таково мое личное мнение.
Кроме того, онлайн-спектакли мы сейчас сделать и не сможем, а все записи еще в первый карантин показали – не крутить же их по второму кругу.